Кстати, издательство “Дух и Литера” заказало мне книгу “Открытый дневник”, в которой будут собраны мои размышления из фейсбука, стихи и небольшие эссе за 2014 год. Мне осталось два-три дня поработать над этой книгой, но этих двух-трех дней свободных у меня нет. Так что если она не выйдет, только я в этом буду виноват. А они хотят ее выпустить к киевскому “Арсеналу” (
международный фестиваль «Книжковий Арсенал» - прим. MS).
Запланированы ли еще какие-то книги на этот год?У меня должна выйти книга в издательстве “Меридиан”, это черновицкое издательство, связанное с фестивалем (
международный литературный фестиваль “Meridian Czernowitz” - прим. MS). И если повезет (это зависит не только от меня, но и от издательства), то в “Старом Льве” к львовскому фестивалю должна впервые выйти моя книга на украинском языке. В ней будут и мои стихи, написані українською мовою, але більшість то будуть переклади, які зробили Сергій Жадан, Марія Кияновська і Катерина Бабкіна.
Раньше вас больше чествовали и печатали в России. Как сегодня строятся ваши отношения с российскими издателями?Начавшаяся война поставила передо мной прямой вопрос. Что для меня важнее: мое гражданство или язык, на котором я говорю? И я решил, что никакая страна не имеет монополии на язык, в том числе и Россия. Я могу разговаривать на русском языке в Украине, в Соединенных Штатах, где угодно. Но я гражданин именно этой страны, Украины, и ни в коем случае не могу спрятаться в ситуации вооруженного противостояния. Для меня очень несимпатичен установившийся сейчас в России режим. Еще менее симпатично мне то, что деятели культуры быстро выстраиваются в струнку. Это очень напоминает советское время.
Другой разговор, печатаюсь ли я сейчас в России? Да, конечно. Хотя и меньше, чем раньше. У меня должна выйти большая подборка в журнале “Арион”, с которого, кстати, и начались мои публикации уже почти 15 лет назад. В его последнем номере вышло мое эссе об Алексее Цветкове. Планируется подборка в “Новом береге”. То есть все те журналы, позиция которых не связана с оголтелым патриотизмом, для меня открыты. И я не чувствую себя обязанным вообще не печататься в России. Но если это издание поддерживается правительством, если оно позволяет себе грубые антиукраинские заявления – я с ним отношения не поддерживаю. И, конечно, такое издательство не захочет иметь дело со мной.
Второй момент моих персональных санкций против меня самого, это то, что я не буду ездить в Россию, пока не закончится война, не сменится режим, не будет восстановлена справедливость. Практически это означает, что эта страна становится для меня "запретной территорией. Я не верю, что доживу до радикальных перемен в России... Но опять-таки, если мне предлагают выйти на связь по скайпу, я не отказываюсь. Например в Екатеринбурге был скайп-вечер памяти Бориса Рыжего, в котором я принимал участие. Для меня важно, что я не получаю никаких денег от российского правительства.
Как в этой ситуации изменилось ваше положение в Украине?Думаю, не изменилось. Смешно то, что в этом году впервые вышла моя подборка в украинском журнале “Радуга”, который долго притворялся, что меня нет. Эта подборка лежала там года два, пока до нее не дошла очередь, но это совсем не связано с моей позицией. В Украине я всегда входил в хорошие рейтинги, занимал второе место после Кабанова в номинации “Поэты Украины, пишущие на русском языке”. У меня прекрасные многолетние отношения с ведущими поэтами, пишущими на украинском языке. Когда Кияновская была в Одессе, мы читали вместе и я ее представлял. Андрухович меня представлял в Берлине, с Жаданом мы тоже недавно выступали совместно в Берлине. Понятно, что я переводил его, а он – меня, это такая часть взаимодействия поэтов.
Вы говорите “русскоязычные писатели”, “украиноязычные писатели”. Стоит ли сейчас их разделять на такие группы?Это правильно, потому что язык имеет значение. Но мы должны себя ощущать украинскими писателями и поэтами или писателями и поэтами Украины. И это будет наиболее точно. Вообще я всегда говорил, до последнего года, что язык – это территория поэта. И поэт принадлежит не стране или городу, где живет, а языку. Я так бы считал и поныне, но сегодня ситуация сложилась ненормальная и поддерживать эту позицию, в общем очень логичную, сейчас нельзя. Может быть, действительно, рождается новая общность – народ Украины, поэты Украины. И если в результате всех жертв последнего времени это произойдет, то значит жертвы не были напрасны. Это очень важно – переход от этноцентрического общества к гражданскому.
Как вы относитесь к политике запретов в украинской культурной сфере?Как к глупости. Как к тому, что портит реноме новой Украины. И тому, что ничему и никак не помогает. Ну отключили российские каналы, но понятно, что только от тех, у кого нет спутниковой антенны. Запретили фильм по Булгакову “Белая гвардия”. Действительно, как в романе, так и в фильме, есть не очень приятные для Украины вещи. Булгаков был умеренным русским националистом, украинский язык не любил и позволял себе шутки на эту тему. Но! Не любил и не любил. Многие из тех, чьи книги издаются на русском языке, не любили Россию. Например, Маркиз де Кюстин, но эта книжка (
речь идет о сборнике очерков “Россия в 1839 году” - прим. MS) издана. И самое главное: неужели запрещенные фильмы нельзя посмотреть в сети? Можно. Поэтому я считаю этот шаг чисто демонстративным, бессмысленным и вредным для нас. К сожалению, на фоне войны такого рода передержки неизбежны. Но если бы принятие решения хоть как-то зависело от меня, этого бы никогда не было.
К каким книгам вы возвращаетесь?К книгам я возвращаюсь часто, но что интересно, когда мне хочется перечитать что-то из поэзии, я скорее вспоминаю стихи любимых авторов, прокручиваю их в голове. С прозой иначе. В последние годы я много перечитываю Платонова. Читаю достаточно много и часто Толстого, хотя читал эти книги много раз. Библия – одна из моих настольных книг. Я начал регулярно и довольно много читать книги на украинском языке. Среди современных украинских текстов я читаю Андруховича, Забужко, Жадана (его читаю особенно много).
Вы когда-нибудь задумывались про эмиграцию? Нет. Я оставался гражданином Украины, несмотря на то, что многие мои друзья и родственники уехали.
А сейчас?Сейчас возможно только бегство в случае, если здесь будет происходить что-то вроде Донецка. Совершенно понятно, что с моей позицией, с теми угрозами, которые я получал, оставаться при такой ситуации – значит просто нелепо рисковать своей жизнью. Если мы будем куда-то ехать, то это будут западные области Украины. Может быть, те же Черновцы, где я родился. Но я надеюсь, что этого не произойдет.
Беседовала Валерия Шевченко. Фото — Петр Кочерга.
Уважаемый Борис! Прошу прощения за такое фамильярное обращение, но по другому не смогла до Вас достучаться! Просила даже Елену Степовую передать Вам мои координаты, но ...?! Мне просто хочется передать Вам привет от преподавательницы музыки Инны Михайловны, которая Вас помнит учеником! Я как-то рассказала ей про сюжет на канале Дождь, который был снят в Одессе о Вас, диалог с Анной Монгайт! Она очень тепло о вас вспоминает! Я ей пообещала Вам это передать, но моё сообщение ушло в папку "Другое", куда Вы не заглянули, а другого способа у меня нет! Привет Вам из Беэр-Шевы от Инны Михайловны! Всего Вам доброго!